Смеженные веки


Книга стихов, написанных в 2006—2007 годах. Опубликована в сборнике «Светом вечерним» в 2008 году.



                      * * *

Ты письма-ладони мои получи;
Еловые слёзы — мои сургучи!
Поверишь ли, что вековая смола
Мне лучшей игрушкою в детстве была;

Могла я её и жевать, и лепить,
Теперь же — я знаю, как мне поступить:
Я письма-ладони тебе отдаю,
Чтоб ты распечатала память мою.

И знаю: когда ты сломаешь печать,
Старинные ели не будут молчать,
И голос мой будет торжественно-тих,
Когда ты коснёшься ладоней моих.

Июль 2006





                   Листья

                         I

Царственную руку положила
На гранит Дворцового моста.
Голубая кровь течёт по жилам
Каждого осеннего листа.

Я ещё спала, а вы шептались:
Заговор? Мятеж? Переворот?
А потом, как всадники, слетались
И кружились около ворот.


                         II

Вы древней фаюмского портрета,
Надписи на пурпурном щите...
— Строчки декабриста и поэта
Я читаю на одном листе.

Узник! Как светло твоё посланье
К другу, отделённому стеной.
Вот оно лежит зелёной дланью,
Вечною свободой и весной —

Просто лист, исписанный иглою,
Сорванный поспешною рукой...
— Да воскреснет мужество былое
С первой поэтической строкой!

Октябрь 2006 — август 2007





                          * * *

Колокольчик мой, нежнейший бубенец,
Неужели же дороженьке конец?
Или — просто ты на время замолчал
У начала всех дорог и всех начал?

Колокольчик мой, бубенчик под дугой,
Приведи меня к желанной, дорогой,
Выноси-ка нам навстречу образа,
Долгожданная июньская гроза!

Тучи грозные все в ризах золотых, —
Полюбуйся-ка на древних, на Святых;
Как в зеницах их — гроза да непокой,
Знать, написаны монашеской рукой.

Как из пригоршни упали жемчуга
На сады, да на зелёные луга,
Потемнело, да и хлынуло рекой, —
Вот денёчек нынче выдался какой!

Колокольчик мой, нежнейший бубенец,
Как пойдём мы с моей милой под венец,
То-то будешь ты звенеть да ликовать,
Только этому, как видно, не бывать.

Только что-то размечтались мы с тобой,
Колокольчик мой, товарищ дорогой.
Не дождаться золотого мне венца,
Не звенеть нам у родимого крыльца!

Ну а я — хотя бы душу рассказал;
Колокольчик мой к дуге не привязал.
Может, слышал кто-то дальний дорогой
Колокольчик мой — бубенчик под дугой?

2006—2007





               * * *

Я кисти в краску окуну
И проведу черту одну,
Нарушив сон страницы:

То будут — милые уста,
То будут — милые места,
То будут — крылья птицы.

Как птицы узнают места,
Знакомых рек теченье,
Я узнаю твои уста
И их предназначенье:

И всё, чего они хотят,
Стремясь чертой родною, —
Так птицы милые летят
Бушующей весною —

Наполнить песнями леса
И небо голубое;
А это значит (полчаса!)
Побыть вдвоём с тобою!

Осень 2006





                       * * *

Горящие окна, бессонные очи, —
Приветствую вас, петербургские ночи!
Вы снова и снова на помощь пришли,
Мои золотые дома-корабли!

Глазами матроса на вахте ночной
Смотрю я сегодня на город родной
И жгу свою лампочку в сотню свечей
Во имя грядущих и Белых ночей.

Декабрь 2006





                          * * *

Это было давно…
В Князь-Владимирском храме
Вы сидели на солнце у самой стены.
Помню Ваши седины
И плечи в светящейся раме, —
Петербурженка в храме на фоне Весны!

А лицо — расплескалось
Каким-то восторженным светом,
Словно пламя пасхальных свечей.
Я, наверно, готова
Прийти к Вам сегодня с ответом,
Только стул у стены — он сегодня, наверно, ничей.

Вы меня ненадолго
Украли из мира иного,
Из моей непокорной и тайной страны,
Я запомнила Вас,
Человека родного, —
Петербурженку в храме на фоне Весны!

Зима 2006 — 2007




                Моей ленинградке

                                            Т. Ш.

Приходят фашисты к моей ленинградке,
Приходят они во сне;
Отдых нарушив нежный и краткий,
Ставят близких к стене.

И наглый их хохот, как грохот снаряда,
Врывается сквозь года;
Холод и голод, смерть и блокада —
Общая наша беда.

И я взываю к могилам братским:
«Светлые ликом, встаньте стеной!
Нельзя, чтобы девочкам ленинградским,
Напуганным в детстве войной, —

Насильники наглые ночью снились!»

Светлые ликом, вы уже тут;
Над женщиной спящей вы нежно склонились
И говорите: «Они не пройдут!»

«Милая девочка, ленинградка,
Ты не увидишь их наглых лиц, —
Просто сегодня — зимняя схватка
С теми, кто летний затеял блиц».

27 января 2007 г.




      Колыбельная

Ты читаешь, засыпаешь,
А страницы — шелестят.
Так деревья засыпают;
Через силу — не хотят!

Засыпаешь-засыпаешь,
Ты всю землю засыпаешь
Золотым резным листом
И... не ведаешь о том.

Золотая колесница
Проезжает по ресницам;
Сон струится в колеи,
Веки смежены твои.

Засыпай же, засыпай
Золотом, багрянцем!
Засыпай же, засыпай
И не будь упрямцем!

Январь — июль 2007




                       * * *

Ты смотришь в запотевшее окно,
А поезд громыхает на разъездах...
Моя Весна, я ждал тебя давно
На всех вокзалах и у всех подъездов.

Ты выйдешь на платформу под зонтом,
Прижав к груди сиреневый букетик,
И спросишь: «Я в две тысячи шестом?»
И удивишься: «Я опять на свете?»

К твоим ногам слетятся воробьи,
Ночные ручейки сольются;
Я посмотрю на землю, и мои
Промокшие ботинки рассмеются:

— Ну что же ты стоишь, такой смешной,
Такой надувшейся трубою?
Иди же, поздоровайся с Весной, —
Она смеётся над тобою!

17 марта 2007 г.




                  * * *

Деревья кружево сплели
Вдали от кружевной земли;
В тот майский день лежал на ней
Узор из солнца и теней,

И шаль с твоих катилась плеч,
Чтоб под ноги узором лечь,
И каждый миг была нова,
Как листья, травы и слова.

И ты спросила, глядя вдаль:
«Я поношу немного шаль?»
И по аллее кружевной
Ты под руку пошла со мной.

Я говорил, что нет древней
Узоров солнца и теней.
Я говорил, я говорил,
А сад смеялся и дарил.

И все слова, и все слова
Я променял на кружева,
На этот вечер кружевной,
Придуманный тобой и мной.

Весна 2007




            Опадающий сад

                                      И. Г.

Наверно, так уходят поколенья,
А может — отпускаются грехи.
Пульс. Учащения и замедленья.
Падения плодов, осенние стихи.

На языке прозрений и бессонниц —
«Ужъ за шеломянемъ еси»
На языке всех княжих конниц,
Когда-то проходивших по Руси —

Я объяснюсь, но только не словами,
Когда разверстая для боли грудь
Отпустит сердце вслед за Вами
В последний и тревожный путь.

Всю конницу — своё смятенье
Вы отдавали мне, любя!
Земли родной святое тяготенье,
Теперь я чувствую тебя.

Март — июль 2007




                  * * *

Наверное, ты улыбнулась,
Когда посмотрела в окно?
А может — окно распахнулось
В какое-то наше Давно?

А где-то, под гулкие своды,
Простившись с последней зимой,
В апрельские невские воды
Две тысячи входит седьмой!

Март 2007




           * * *

Есть Ангел, он хранит
Твой снимок на груди;
Он так же знаменит,
Как летние дожди.

Но вместо риз на нём
Солдатское сукно,
И тёплым летним днём
Он постучит в окно.

Младенческий портрет —
Он на груди отца.
Конечно, не секрет,
Что дочка у бойца.

Но по лицу бойца
Забота пролегла,
Ведь дочка у отца
Ещё не знает зла:

«Гроза военных дней,
Ребёнка не буди!
Я сам пролью над ней
Все летние дожди,

Я отведу метель,
Я звёзды покажу,
Я сам её в постель
Под вечер уложу!»

И на твоём лице
Однажды я прочла
И память об отце, и то,
Как ты спала.

И не изменит он,
Хранящий на груди
Твой нежный детский сон
И летние дожди.

Апрель 2007




                        * * *

                                            И. М.

Гласит преданье гордой старины,
Что раньше были с наших Гор слышны
И чудный звон Софии византийской,
И сечи шум у новгородских стен,

Что слышны были вал понтийский,
И песни греческих сирен.
Что даже молоточек Поликлета
Звучал отчётливо в старинны лета.

А песням стороны моей
Внимала вечность чутким ухом,
И так легко казалось ей
Рассеять мудрость лёгким пухом.

И улетавшим за Двину
Великолепным гордым клинам
Мы доверяли старину
И свято верили былинам.

Увы! Мы верить перестали!
Забыли люди о былом!
Ведь выкован из древней стали
И стал горою наш шелом.

Мой Боже! Сколько в том печали,
Что молоточки не слышны,
Что даже песни замолчали
Моей родимой старины.

Но, может быть, иные дети
С восторгом слушают траву,
И эхо старое ответит
На их призывное «Ау!»

И если дятел застучит
Внезапно по коре сосновой,
Мне чудится, что не молчит
В моём краю ваятель новый.

Май — июль 2007 г.




                    Шуба

Сколько невских снежных грёз
Шуба старая впитала;
А теперь она, как пёс,
Возле ног лежит устало.

Ты мне, шуба, дорога!
Пусть прорвалася подкладка,
Шуба помнит про снега,
Шуба — тоже ленинградка!

Залезаю в рукава
И страдаю ностальгией, —
Тут и Мойка, и Нева
Дорогие, дорогие!

На ворсинках этих пыль,
Искры в капельках, обманы,
На ворсинках этих быль —
Наши невские романы.

Вот укроюсь я тобой
И Ахматову открою.
Шуба! Завтра снова в бой
С деревенскою хандрою.

Май 2007,
Горы





                         * * *

                                            И. М.

Весь май, осыпаясь, лежит на земле,
На старом, на мокром, на дачном столе,
И полная крона шмелей надо мной,
Как трубы Востока, — дрожит глубиной.

И, может быть, звуки такой вот трубы
Проникнут когда-нибудь в наши гробы,
И это не вишня в цвету над тобой,
А старый Архангел с призывной трубой.

Разбужен ты будешь гуденьем таким,
Затем, что когда-то заслушался им,
Затем, что ты сбылся под кроной моей,
Подставил весёлую голову ей.

Мы будем под старою вишней сидеть,
И трубы Востока нам будут гудеть,
И воздух наполнится новым вином,
А грозы его опрокинут вверх дном.

20 мая 2007 г.,
дер. Горы





      Петербургскому фонарю

Ты дождись меня, милый фонарь;
В нежилое свети оконце!
Я добуду тебя, как янтарь,
Утонувшее в сумерках солнце!

Ты дождись меня, ты дождись,
Мой ночной и мой неизменный!
Хочешь — вместе с дождями дождись,
Только, всё же, дождись непременно.

На ладони тебя поношу,
Золотой, пахучий и древний...
А пока — я тебе пишу
Эти несколько строк из деревни.

Май 2007,
Горы





                  * * *

У времени, как у реки,
Есть берег, крутой иль пологий.
Кувшинки и тростники —
Приметы его и залоги.

И лодка водой дождевой
Полна до самого края;
У каждого времени свой
Мальчишка в песке играет.

Приметы, которых не счесть,
И каждая — не случайна!
У каждого времени есть
Своя русалочья тайна.

И, может, у самой воды,
На мокром песке прибрежном,
Остались наши следы
В таинственном и неизбежном.

Май 2007




                  * * *

Мой город, мы разлучены!
Я лишь теперь узнала,
Как мне нужны! нужны! нужны!
Ступеньки у канала

И искушенье — до воды
Рукою дотянуться!
Как мне нужны твои сады,
Чтоб утром улыбнуться!

Ты весь закручен в облака,
Как голова у турки!
Как фрески — к нам через века
Доходят штукатурки!

Ах! Тополиный пух летит,
Как пена из фонтана!
Сегодня в городе гостит
Наследник Гаэтана?

И нужен, нужен мне весной
Мой перестук вагонный —
Мой петербургский, мой родной,
Мой дождик заоконный!

Май 2007




                          * * *

                                            А. К.

Он — мальчик, он мог бы, земли не касаясь...

Он мог бы не видеть земли обожжённой!
Он мог бы смеяться, на землю бросаясь,
И брать её в жёны!

Но он торопился!
И вы — торопитесь, —
Нельзя нам терять его след в неизбежном,

Ведь он заступился,
И вы — заступитесь
За Ангела — воина в сиянии снежном.

Май 2007




                     Лепестки

Вы — оттиски нежных прикосновений
Незримой, но милой руки.
Ах, старая вишня, сегодня ты — Гений,
А Время — твои лепестки.

Наверно, они отмеряли кому-то
Нежданную встречу, свиданье в тиши;
Часы и минуты, часы и минуты...
Ах, вишня моя, не спеши!

Я тоже хочу тебе, вишня, поверить —
Одну — из случившихся встреч;
Хочу её всю лепестками измерить,
Нежнее её уберечь.

Июнь 2007




                     * * *

Ах, послесловье ручейков!
Я столько раз читать его ходила,
Я столько писем с облаков,
Шутя, на память затвердила,

Что, если кто-то из людей
С восторгом спросит: «Ты читала
Стихи последние дождей?»,
Я улыбнусь ему устало.

— Я только этим занята,
Я в каждой луже отразилась:
В домашних туфлях, без зонта,
Я снова в чтенье погрузилась!

Июль 2007




                       * * *

День из нашей непрожитой жизни,
Может, он в городском саду?
Ах, сирень на Марсовом, брызни!
Я рукой по лицу проведу.

Ты всегда мне, сирень, присылала
Пару нежных изысканных строк,
Невозможного счастья желала,
И таинственных в мире дорог.

Мы придумаем только детали
Для обычного летнего дня;
Я хочу, чтобы птицы взлетали
Из-под ног у тебя, у меня...

Пусть он будет облачным, летним,
Переменчивым, как и ты, —
Мы уедем с трамваем последним,
Позабыв на скамейке цветы.

Июль 2007




                   * * *

Многоточие русской строки,
Отпускаешь ты сердце на волю, —
Словно зёрна упали с руки
На живое русское поле...

И тебе дано прорости,
Воплотиться и словом, и делом,
И пытливую душу вести
По ещё не знакомым пределам.

Июль 2007




                        * * *

Раскричать, расплакать, распеть
Эту строгость осеннего клина;
Не могу я в молчанье лететь
Даже к самым цветущим долинам!

О любви невозможно молчать —
Протянулись по сердцу дороги.
Только так о любви прокричать
Могут только птицы и боги.

Разбросали ветви сады,
Устелили землю листами.
Только нету худшей беды,
Чем молчать над родными местами!

Июль 2007




                            * * *

Люблю я руслица — прощальный след дождя.
Они манят: босой ногой потрогай!
Мне хочется, вослед дождю идя,
Чуть-чуть поздней пройти его дорогой.

Куда он шёл? К кому хотел прийти?
Кому успел при встрече улыбнуться?
Он говорит: «Прочти, прочти, прочти,
И не спеши домой вернуться!»

Июль 2007




                             * * *

                                                          И. М.

Буквы — как звёзды,
Рисую тебе логотип.
В этом изгибе древним мерещился всадник.

А над посёлком —
Звёздное небо летит.
Падают звёзды в наш небольшой палисадник.

21:30, 24 июля 2007 г.




                         * * *

                                      Л. Ш.

Деревья, деревья! Он море услышит,
Когда, налетая, вас ветер колышет!
А ветер, гуляющий по чердаку?
Так пел и скрипел такелаж моряку!

Ты спишь под игру переборок чердачных,
И кошки приходят с прогулок удачных!
Мне дорог твой сон бесконечно-земной;
Оставил ты в жизни свой след за спиной!

Ведь он остаётся — от пройденных лет —
Волшебный и лунный сверкающий след!
Солёное море тебя укачало,
А маленький кнехт удержал у причала!

Ты летнему ветру даёшь имена,
Когда пробегает по полю волна;
И носят обычные дачные кеды
Морские — совсем не обычные деды!

28 августа 2007 г.




                 Старые снимки

                                                Л. Ш.

Немая волна ударяется в мол,
Опять ты курсантом на берег пришёл...
Луну притянула ременная медь,
И — чудо: волна начинает шуметь!

Старинные снимки уже не молчат:
Я слышу, как ваши ботинки стучат,
Колонна курсантов, брусчатка Литвы,
И твой — дорогой — поворот головы!

И грохот летящих твоих якорей,
И тихое: «Ты возвращайся скорей!»,
Могучей машины привычный озноб,
И вся повседневность промасленных роб,

И вся непривычность закатов чужих, —
Для нас — это было короткое «Жив!»

Ведь если... Но даже и думать не сметь!
Звенела в ночи корабельная медь,
Летели по трапам твои моряки,
В каюте бессонной ревели звонки,

И вот уже дети взбирались на трап,
И вновь узнавали таинственных пап.
Но брызги в родимом порту солоны,
Как слёзы любимой и нежной жены.

Солёные в окна стучали дожди,
И нету длиннее короткого «Жди!»

28 августа 2007 г.




                   * * *

Ветры длятся, длятся, длятся,
Одеваются в шелка...
Подлетать и отдаляться,
И в поклонах распрямляться
Научили их века.

— Век осьмнадцатый (примерно),
Вам деревья служат верно;
И, в придворной суете,
Ветка тополя, как шпага, —
Вот опять, не сделав шага,
Кто-то скрылся в темноте.

Разнотравья запах сладкий,
Ты проник в цветные складки,
Как старинный фимиам.
В час заката вы алели,
От росы — отяжелели
Платья шёлковые дам.

Где деревья, там и сплетни.
Надоел мне шёпот летний:
«Как-никак, а при Дворе!»
Но, прощаясь с ними, плачу,
Обнимаю наудачу
Все деревья в сентябре.

3 сентября 2007 г,
Горы





              Дальний голос

Я тебе из дальней-дальней дали,
Где когда-то затихали бубенцы,
Принесу торжественное «Ждали!»,
Как приносят драгоценные ларцы.

Что бесценней этих ожиданий,
Вековых на росстанях берёз!
Мы же слышим этот голос дальний —
Голос, доводящий нас до слёз.

Этот голос в душу проникает
Нам, живущим в холе и в тепле.
Он нас поимённо выкликает,
Он напоминает о Земле,

Где сейчас с работы возвратилась
Письмоносица, промокнув под дождём,
И давно в молитву превратилось
Многовековое наше «Ждём!»

17 сентября 2007 г.,
Санкт-Петербург